«Чушь»?! Я ему покажу «чушь»! – деревянная дверь небольшого издательства жалобно скрипнула, выплюнув на улицу взъерошенного паренька лет 20-23, сжимающего в руках немного потрепанную рукопись, явно переделанную из какого-то старого гроссбуха. Судя по раскрасневшемуся лицу и довольно нелицеприятному жесту, которым он погрозил второму этажу, человек находился в крайней степени раздраженности.
Чертов критик! Да что он вообще может понимать?! – мужчина нервно провел рукой по волосам, шумно выдыхая в прохладный вечерний воздух небольшое облачко пара. – Я столько сил угрохал... Ничего… Я еще тебе покажу! Я всем покажу! Вы еще узнаете! – продолжая обильно жестикулировать и грозиться равнодушно взирающему на него зданию, мужчина сделал шаг назад, собираясь развернуться и уйти. – Я еще вам., - нога неожиданно заскользила на мокрой после дождя мостовой, и гневный монолог внезапно прекратился, оборвавшись довольно нелепым падением своего оратора. – Проклятье…
Чертыхнувшись, юноша сел на тротуаре, потирая ушибленную спину. Бережно хранимая им рукопись сиротливо валялась на земле, раскидав при падении все заботливо подложенные в нее при написании листы.
6 месяцев работы, - подняв один из ближайших к себе листков, человек с тоской уставился на заляпанную грязью исчирканную поверхность. При падении бумага местами намокла, и сейчас чернила – дешевые и нестойкие - расплылись, превращаясь в неоформленные кляксы, закрывающие своими подтеками половину текста. Словно в издевку, верхняя, титульная часть листа осталась нетронутой, сохранив набросанное мелким косым почерком имя своего создателя:
«Лайон Андерсон».
Мистер Бэррингтон был прав, - с какой-то опустошающей ясностью осознал юноша. Вздохнув, он обреченно прижался к заляпанной глади лбом. – Это все просто чушь.
Где-то около минуты он так и сидел на земле, уткнувшись лицом в страницу своей рукописи и бездумно смотря глазами куда-то перед собой. Шесть месяцев работы. Шесть месяцев левых подработок, отказа от еды ради покупки новой пачки листов или чернил, шесть месяцев бессонных ночей проведенных над скупым огарком свечи, отбрасывающим длинные дрожащие тени на стены и пол снимаемой комнаты. Шесть месяцев… потраченных абсолютно впустую. Он так и не смог вложить душу в свое произведение. Не смог наделить его тем огоньком, что завораживает и захватывает читателя, унося его в новый, непознанный им новый мир, разворачивающийся, как спираль, по новому витку с каждой страницей. Того огонька, что так безрезультатно искал его издатель. А без него вся его рукопись становилась обычным серым хламом, место которого в любом ближайшем клозете.
Чушь, - с уже какой-то отрешенной сумасшедшей радостью повторил юноша. – И я – бездарность.
Похоронив себя мысленно под этим словом, он присел на корточки и неторопливо начал собирать разлетевшиеся листы, с механическим спокойствием постороннего человека.
Вы слишком критичны к себе.
Тонкие бледные пальцы аккуратно подняли с земли лист, к которому потянулась его рука. Лайон удивленно замер и поднял голову.
Молодая женщина, больше похожая на какое-то призрачное видение, склонилась над ним, с легкой полуулыбкой протягивая поднятый листок. Андерсон пораженно смотрел на ее лицо, на котором слегка поблескивали глубокие, светло-сиреневые глаза, неожиданно напомнившие ему сейчас спокойную озерную гладь, отражающую ночью звездное небо. Машинально мужчина взял протянутый лист и, все еще мысленно пребывая под взглядом этих глаз, недоумевающее уставился на него.
Широкая клякса расплылась посередине листа, слив весь текст в нечитаемые бледные каракули.
Видение этого зрелища сразу спустило его на землю, вернув уже было утихшие злость и раздражение. Девушка перестала казаться какой-то неземной, утратив тот мимолетный мистический ореол.
Это правда, - грубо буркнул юноша и, отвернувшись, стал собирать бумаги.
Девушка удивленно и с какой-то грустью посмотрела на него, а затем мягко присела рядом и, поставив на землю корзину (только сейчас Лайон заметил, что она что-то держала в руках), принялась помогать.
Андерсон почувствовал укол совести.
Мисс… не стоит, честно… Не тратьте свое время, - мужчина еще больше смутился, вспомнив свою недавнюю грубость.
Незнакомка подняла один из листов и, пробежавшись по нему глазами, посмотрела на него.
Почему вы считаете это бездарностью?
Потому что так и есть, - хмуро откликнулся юноша, подобрав с земли последний листок. – В этом нет никакого огня… никакой души.
А вы хотели бы, чтобы в вашей книге была жизнь? – чуть улыбнувшись, девушка слегка наклонила голову набок, заглядывая ему в глаза.
Лайон молча отвел взгляд.
да, - с трудом после неловко повисшего молчания признал он. Может, это выглядело и глупо, но сейчас ему просто было нужно выговориться, хоть какой-нибудь живой душе, неважно кому. – мне хотелось бы, чтобы моя книга находила отклик в читателях, интересовала их.. но это все бред и чушь очередного зазнавшегося графомана, - парень с улыбкой обернулся к незнакомке, словно приглашая и ее посмеяться над этой шуткой.
Вы не графоман, мистер Андерсон, - печально улыбнувшись, девушка опустила голову и аккуратно расправила немного замызганную местами бумагу с подтеками чернил. – У вас есть талант, но если вы не будете пытаться, у вас ничего не получиться, - она невесомо положила свою стопку поверх собранных им листов. Завороженный ее действиями, парень опустил взгляд, а когда поднял, буквально утонул в устремленных на него сиреневых глазах. – Вам нужно поверить в себя, - девушка достала из корзины цветок и невесомым движением приколола его к его пальто. – Вдохновение – это дар свыше.
Тепло улыбнувшись, словно старому другу, незнакомка выпрямилась и подобрала корзинку.
Всего доброго вам, мистер Андерсон, - поправив жемчужный локон, девушка повернулась и пошла по улице прочь. Встав с мостовой, Лайон некоторое время провожал ее взглядом, пока невесомый силуэт не затерялся среди редких прохожих.
Вздохнув, мужчина опустил голову и только сейчас заметил оставленный незнакомкой цветок.
Белая роза.
Она странная, - Андерсон вспомнил столь поразившее его в первые минуты знакомства лицо и осознал, что девушка так и не назвала своего имени, хотя, кажется, прекрасно знала его. – Откуда?
Юноша опустил взгляд на пачку потрепанных листов в своих руках.
«Лайон Андерсон» - гордо стояло в шапке заголовка.
Вот ведь, - парень хмыкнул, оценив шутку судьбы. Раздражение, ровно как и злость на самого себя куда-то улетучились, оставив после себя какую-то странную умиротворенность.
Писатель еще некоторое время постоял на улице, отстраненно улыбаясь, а потом подошел к ближайшей мусорнице и аккуратно опустил в нее свое творение. Отряхнув руки, молодой человек смерил критическим взглядом дело рук своих и, оставшись удовлетворенным, развернулся и пошел домой.